Тождественность любви и ненависти - Страница 25

– Я тебе расскажу как было, – сказал Чхеидзе. – И он вкратце рассказал, что с ним произощло, закончив монолог словами: – Так что жить мне осталось два дня. А потом меня убьют.

– Кто убьет? Почему?

– Этого я не знаю. Но цыганка сказала, что убьют. И теперь я начинаю думать, как мне быть, – он взял бутылку и налил себе почти половину стакана. Затем залпом выпил виски, даже не поморщившись.

– Не нужно столько пить, – попросила Ирина, – и ты ничего не хочешь предпринять? Будешь сидеть и ждать, пока тебя убьют? А может, она ошиблась или ты ее не так понял?

– Рядом со мной стояли несколько человек. И они все слышали, что именно говорила цыганка.

– Тогда уезжай, – предложила Ирина.

– Не могу. Звонили из прокуратуры и просили меня задержаться в Москве, хотя бы на два дня. Пока не проведут вскрытие тела погибшего. Как будто они не знают, что именно произошло. У них сотни свидетелей. На глазах у всей улицы, этот грузовик врезался в нашу машину. Но им важно, чтобы я тоже оставался в Москве.

– Ты проверился в больнице? У тебя нет внутренних разрывов, каких-нибудь кровоподтеков?

– Есть, – мрачно сообщил Давид, – и на руке, и на ноге. Я стараюсь об этом не думать. Но ничего серьезного нет. Ребра целы, руки-ноги тоже. Голова не пострадала.

– Тогда тебе действительно повезло, – она подняла свой стакан, в котором было немного виски, перемешанного с уже растаявшими кусочками льда.

– За тебя, – сказала она, – за твое сегодняшнее второе рождение.

– Спасибо, – он плеснул себе еще немного виски, и они чокнулись, перед тем как выпить. На этот раз он только пригубил напиток.

– Ты очень красивая женщина, – задумчиво произнес Давид Георгиевич, – иногда я жалел, что все так глупо получилось. Ты помнишь наш последний разговор у вас дома? Ты пыталась мне что-то сказать, объяснить, а я ничего не понял. И ушел, так ничего и не попытавшись понять. Потом долго ругал себя за свое глупое поведение. Но было уже поздно. Я должен был лететь в Новосибирск.

– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – вздохнула Ирина, – я тогда пыталась тебе объяснить. Но ты ничего не понимал. Ты слушал меня и не слышал. Мне было ужасно больно. А потом ты ушел.

– Ты развелась со своим мужем тогда и с тех пор больше не выходила замуж? – спросил Чхеидзе.

– Выходила. Говорят, что умные учатся на ошибках других, а дураки на собственных ошибках. Я еще раз вышла замуж, уже когда мне было за тридцать. И знаешь, кто был моим вторым мужем? Можешь не поверить. Он был датчанином. Датчанином, который хорошо владел русским языком и был специальным корреспондентом своей газеты в Москве. С ним мы развелись еще быстрее, уже через год. Оказалось, что западный менталитет совсем не для меня. Его отец был миллионером, а сын считал каждую копейку. Буквально каждую копейку. Только не смотри на меня так. Я про его отца ничего не знала, когда выходила замуж. Мне нравился сам датчанин. Очень начитанный умница, хорошо знающий русскую литературу и, в отличие от тебя, даже любивший Булгакова. Мама у него была литовка. И он хорошо знал русский язык. Только оказалось, что культура не может изменить менталитет человека. Он был типичным скандинавским торговцем, какими были его предки на протяжении сотен поколений. Летал только в экономклассе, жил только в трехзвездочных отелях, питался только в самых дешевых ресторанах. Такой умница и такой жадина. Я даже иногда думала, что он притворяется. Но он действительно был таким.

– Самый богатый в Европе человек владеет мебельными салонами ИКЕА, – сказал Давид, криво усмехнувшись, – про него знает весь мир. Он тоже летает только в экономклассе, ездит на старой машине, питается в дешевых ресторанах и живет в самых недорогих отелях. Своему собственному сыну он платил очень небольшую зарплату, когда тот работал в его фирме. Ничего удивительного. Типично скандинавский менталитет.

– Только не для меня, – вздохнула Ирина, – ты же знаешь, что мой отец всегда был исключительно щедрым человеком. И я привыкла к такому типу мужчин, только к такому. Жадины вызывают у меня отвращение. Жить ради денег, по-моему, отвратительно. Извини, что это я тебе говорю. Ты у нас тоже очень богатый человек. Только ты не такой, как мой датчанин. Живешь в шикарных апартаментах, хорошо одеваешься, заказываешь ужин из ресторана отеля. В общем в тебе тоже говорит твоя «грузиностость». Даже если у тебя не будет денег, ты сделаешь все, чтобы пустить пыль в глаза. Такой шикарный кавказский мужчина.

– У меня есть деньги, – немного обиженно заметил Чхеидзе, – и я никогда не был жадиной. Это даже обидно. Копить деньги, чтобы их потратил кто-то другой? Очень глупо. Я тогда, в начале восьмидесятых, фарцевал только для того, чтобы нормально одеваться и питаться. Стыдно было ходить в обносках и все время занимать деньги у московских студентов. Гордый я был, молодой и гордый. Таким и остался. Поэтому и купил себе замок под Цюрихом, где я сейчас живу. И небольшой дом в Лос-Анджелесе. Я не Абрамович и у меня нет даже миллиарда долларов. Но моих денег может хватить нам обоим. И если ты вдруг решишь сделать ошибку в третий раз, то я готов совершить ее вместе с тобой.

Ирина улыбнулась, прикусила губу.

– Ты так и не женился? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – так и не смог найти женщину, похожую на тебя.

Теперь они улыбались оба. Они не могли даже предположить, какие трагические последствия будет иметь их сегодняшняя встреча. Они не могли об этом даже подумать.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. РЕАЛЬНОСТЬ

– Давайте по порядку, – предложил Дронго сидевшему напротив Чхеидзе, – значит, вы встретились с Ириной два дня назад, впервые за столько лет?